Почему неоклассическая музыка — псевдоискусство



Риад Мамедов — о квазинеоклассицистах, Моцарте и настоящей боли в музыке

Маркетинг пришел и в музыку. Это привело к тому, что современные композиторы стали нарочито создавать "классику", искусственно воссоздавать прошлое и соотносить его с актуальной реальностью.

Так, например, образовались "музыканты", которые выбросили все "ненужное" и сложное из сочинений венских классиков, оставив гармонию в качестве фундамента, облегчили ее исполнение, что говорит об отсутствии всякой технической базы и беглости пальцев, заloop’ировали (loop — многократные повторения одного или нескольких звуков) гармоническую сетку (все это уже было сделано композиторами-минималистами во второй половине XX века) и назвали все это неоклассицизмом в XXI веке. Однако вряд ли это можно выделить как направление, так как талант квазинеоклассицистов и убедительность весьма далеки от гениальности настоящих неоклассиков ХХ века — Игоря Стравинского, Белы Бартока, Пауля Хиндемита.

Такой же тренд наблюдается и в электронной музыке. Британский Flevans и его команда продемонстрировали отменное знание и владение семплами неоклассической музыки. В миксте с грациозным сочетанием стилей джазовой культуры, культуры поп-музыки и знанием характерных особенностей используемых электронных и аналоговых инструментов они записали прекрасные альбомы, где преобразовали студийный звук в живое шоу, захватывающее дух.

Конечно, чтобы добиться такого качества в стиле, нужно в первую очередь услышать то, что необходимо композитору на выходе. Для этого нужно прослушать, "пережить" огромное количество семплов электронной библиотеки, знать специфику инструментов, обладать знаниями в разных жанрах музыки и, исходя из этого, составить свой собственный "сет" инструментов и точно знать, как эти инструменты взаимодействуют между собой.

Исполнитель совершенно точно определяет себя к стилю nu jazz, музыке, в которой органично сосуществуют эстетика джаза и "хаусовые" биты, с отдаленным намеком на фанк, а "вкусно" синкопированные ритмы есть результат большой работы с техникой семплирования.

Электронная музыка — это океан музыкальных библиотек, семплов, битов, в котором композитору совершенно точно нужно знать и слышать, что именно он хочет создать, какой продукт должен получиться и для чего он будет создан. Услышать новое звучание в музыке, сделать аранжировку — это почти то же самое, как предсказать историю развития событий на год вперед. Нужно чувствовать, что будет модно, быть наполовину пророком. Именно поэтому большое искусство стоит дорого: его создают те, кто видит много больше, дальше и глубже, чем все оставшиеся.

Часто я наблюдаю, как некоторые музыканты обкладывают себя огромным количеством разных синтезаторов, при этом используя только два из них. Все остальные служат для прекрасной визуальной картинки, и зритель, не понимающий, но желающий понять это направление, купив билет, сталкивается с профанацией, считая, что именно это и есть в музыке то, от чего нужно отталкиваться.

Пока мы не научимся слышать, видеть и отличать настоящую классику от нарочито создающейся непонятными людьми "неоклассики", спрос на такие ивенты будет обеспечен. Это то же самое, что читать фейковые новости или купить поддельный Louis Vuitton, будучи убежденным, что это оригинал. Человек, знающий на слух хотя бы несколько сонат Моцарта и пару сонат Бетховена, всегда поймет, что в большинстве своем "неоклассика" сегодня — это представление псевдопрофессионального музыканта о классической музыке

В изобразительном искусстве сегодня происходит почти то же самое. Поллок был гением, и история абстрактного экспрессионизма закончилась тогда, когда ее ввели в арт-школы. После этого возник поп-арт как отголосок Второй мировой войны.

Художники этого направления стали абсолютными богами, и следующее за ними поколение выросло с ненавистью к такому ходу событий — они отказывались "себя продавать". Таким образом возник концептуализм. Он был очень острым и минималистичным. Это вдохновило художников-восьмидесятников вернуться к живописи. В 90-е был нео-поп, нео-гео, нео-то, нео-се.

А сегодня сложно говорить о едином стиле и жанре. Мы можем судить о стилях и говорить о принадлежности к жанру только через призму времени.

Я думаю, что проблема сегодня заключается в том, что в изобразительном, музыкальном, актуальном искусстве есть снобический эгоцентризм, и его очень много. Он выражается в стремлении быть жестоким и безжалостным в искусстве, что приводит к уничтожению его сущности и эстетического идеала.

Можно создавать разные страшные картины, музыкальные сочинения, где показано насилие, крах мироздания, но в них должна быть такая художественная боль, чтобы она могла суметь оправдать себя.

Моцарт писал небесную музыку для людей. Бетховен писал о глубинах человеческого мироздания, направляя его к небесам. И вместе с этим простые истины их творчества включают в себя все мучения человечества, потому что они сами были мучениками.

Чтобы художнику, музыканту донести свое чувство через искусство, его необходимо пережить в разы сильнее, чем оно есть на самом деле, только тогда это будет убедительным и сможет достичь сердца слушателя.

В этом и многом другом и заключался гений всех великих композиторов. А сегодня вместо всего вышесказанного делается все, чтобы просто шокировать публику, и это, конечно, выходит за рамки чистого искусства. Простое шокирование и есть то, что находится на поверхности. Брессон, выдающийся режиссер, отметил: "Очень важно не ошибиться в том, что показываешь. Но еще важнее не ошибиться в том, что не показываешь".

Мы живем в сложное время. Иногда мне кажется, что это время максимально обнаженных инстинктов. Время, когда пошлости придают эстетическую обоснованность, приравнивая ее к высокому. И чем выше приравнивают, тем дороже она стоит.

Задача художника заключается в том, чтобы изменить мир в лучшую сторону, служа искусству, но когда искусство служит "художнику", то мы попадаем в мир, движущийся "от" Рождества Христова, а не в мир, направленный "к" Нему.

МАМЕДОВ Риад
Пианист, музыковед